Уря, я теперь "публикующийся автор". Мой рассказик в два десятка строк попал в сборник "Zарисовка О" http://fantlab.ru/work463729

Надо сказать, воспоминания о конкурсах зарисовок, на которых родилась большая часть рассказов. у меня самые приятные, да и имена там мелькают — не мне чета. Ну, и просто люблю короткий рассказ. Так что рекламирую книгу с чистой совестью. Приятного чтения.

Издатель просит сообщить, что книгу можно заказывать прямо у издательства по адресу:

shiko_12(собака)mail.ru

и что это особенно удобно для украинцев, потому что издана книга у них и с пересылкой обойдется всего в пятьдесят гривен. (Это много или мало — не знаю)

Сходила на марш "За нашу и вашу свободу"

Чтобы не забивать сайт офтопом, кому интересно, можно посмотреть здесь: http://jack-bird.livejournal.com/51534.html

Взялась сегодня читать заметки Б. Н. Стругацкого к собранию сочинений (старые, но я их прежде пропускала). и задумалась: сколько сил было положено на войну с цензурой. И Борис Натанович всерьез думает, что сотни мелких поправок, которые их вынуждали вносить, помешали читательскому восприятию, не дали прочесть, как было задумано? Не знаю, не знаю. Помнится, в тринадцать лет я высокомерно поучала семилетнего братца, за компанию со мной прочитавшего "Обитаемый остров" и по малости лет увлекшегося суперменством Мака. Объясняла ему, что он еще маленький и ничего не понял, а книга вовсе не про то, а про нашу страну, про наши газеты, что если он хочет быть "выродком", пусть учится понимать... Запомнила потому, что чувствовала себя виноватой — уже знала, что говорить на эти темы вне семьи и дружеского круга нельзя, а брат был слишком мал, чтобы точно не проболтаться. (Странно, почему из детства ярче всего сохранились моменты, когда я чувствовала себя виноватой?). Так или иначе, когда я прочитала неподцензурный вариант ОО, мне он понравился меньше — показалось. что "гвардия", "отцы" и прочая — слишком в лоб и потому ослабляют впечатление.

А вообще со Стругацкими мне повезло: в школьной библиотеке медвежьей дыры, где мы проводили каждое лето, было все, изданное "Детгизом" и еще кое-что. Лежало себе, никем не тронутое. пока не дорывалась наша компания. И глотали мы все — начав, конечно же, со "СБТ". Как же велико было искушение украсть! Но держались. Журнальные публикации приносила мама, работавшая в Публичке — но это уж только переждав длиннющую очередь.

А после "За миллиард лет" мы все с тем же, но сильно подросшим братцем, вообразив, что Б.Н. поселил Малянова по собственному адресу, почти всерьез обдумывали взлом его квартиры с целью уволочь авторские экземпляры, оставив взамен деньги и благодарственное письмо. Однако опять же — удержались:)))

Сегодня заходил сынин друг из дальней деревеньки, где мы дачничали. Порадовал ужасно, кроме шуток.

Парень из деревенской многодетной семьи, НО — не разгильдяи. не лодыри. не пьяницы. Пацан младший, сколько я его знаю (лет с 9-ти) — гулял, как бог на душу положит. Этакий "цыганский ребенок" — никто не следит. никто ничего не велит, растет как трава и прочее и прочее Но при этом уверен в себе. жизни рад, здоровьем крепок. и своих любит: говорит о них хорошо и племяшку маленькую с собой таскает, старшей сестре помогает.

Через годик смотрю — днем стал пропадать. Появляется к вечеру: "С батей на сенокос ездили". Или за дровами, или еще куда. А вечером снова вольная воля, хоть всю ночь гуляй, только на работу не опоздай. Лет с 12-ти начал с батей (тот плотник) и работать каждый день. Зарплата ему выделялась согласно вкладу, малая доля от семейного заработка, но на детские гулянки хватало вполне.

После девятого класса как водится, местное (в райцентре) ПТУ, да и в там не доучился. Поболтался при семейной бригаде, а в позапрошлом году вдруг объявился у нас. Пригнал за полтыщи верст на скутере без запасных штанов. Что-то они с батей поссорились, а в городе вроде как девочка, словом: "буду здесь работать!"

Я привычно переполошилась. но что делать. Через знакомых передала родителям, что дитё живо, а наутро говорю: покупай газету, давай искать. И, представьте себе, тут же нашлась работа подсобного рабочего на строительстве деревянных домов: в пригороде, зато дело знакомое.

Сел он на свой скутер и, правда со второго раза. когда мы по карте маршрут составили, но добрался до рабочего места и тут же устроился. После чего пару недель жил у нас, а с первой же получки снял жилье совсем рядом с работой. И появлялся после того редко

Честно говоря. я ждала плохого: парень без семьи. один в городе...

В общем, сегодня он зашел попрощаться. "Батя просил помочь, у них там работы много, так что я пока уволился, еду домой. Но , наверное, вернусь, очень звали, и дядя, у которого я квартиру снимал, звал тоже". (Парень ему попутно квартиру отремонтировал.) За это время он успел выучиться на полноценного сварщика, подумывает получить разряд и как плотник, заработал на полквартиры (нет, не деревенской. а городской), город знает. в музеи и театры захаживал, пить не начал, курить не бросил, но подумывает: "У сварщика и так работа вредная". Еще подумывает об институте: диплом инженера-электрика не помешал бы, да...

Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, но, похоже, этот парень получил очень правильное воспитание.

С возрастом все чаще ловлю себя на чем-то вроде литературного вуайризма. Дневники и переписка хороших, умных людей мне зачастую дороже их произведений. Иллюзия общения. что ли?

Это я прочитала "Живу беспокойно", Евгения Львовича Шварца. Жаль, что это только выдержки хотя и довольно обширные. Хочется видеть записи день за днем, даже то, что редакции, составителям показалось маловажным или неудобным.

Дальше копирую собственный отзыв:

Удивительное чувство — читать записи человека, произведения которого хорошо знаешь и любишь с детства. Но эти записи велись только "для себя", даже если автор порой читал отрывки друзьям и кое-что публиковал. История человека, неудержимо честного перед собой. предъявляющего к себе такой счет, какого никогда не выставлял другим. О себе — жестко, иногда жестоко. О других — хорошее с радостью, с любовью и благодарностью, плохое же, скорее умолчанием, отказом говорить. И так же, умолчанием — о самых тяжелых годах нашего века. о репрессиях — даже после "разоблачения культа личности", — когда стало можно: всего несколько слов. написанных сквозь боль, с мучительным отвращением ко лжи и жестокости этих лет. зато о войне, о блокаде — открыто и свободно. Он пишет. что война стала очищением, освобождением от той жути: горе и беда настоящие, признаваемые открыто лучше для него. чем та бездушная ложь, с которой невозможно было бороться.

Страшно читать последние. предсмертные записи. Человек безжалостно подсчитывает. что сделал, и выставляет себе оценку так строго, что горько становится — хочется прорваться в то время, прокричать ему, что любишь, что он нужен и сейчас. Шварц не высоко ставит себя как прозаика, и дневники начал, чтобы овладеть прозой, но... одна цитата из последних дней:

"На душе туман, сквозь который я отлично вижу то, что не следует видеть. если хочешь жить. Старость не дает права ходить при всех в подштанниках. И даже если жизнь кончена, не мое дело это знать..."

правка